...и ранняя зима, как будто навсегда...
Снежно. Ветренно. Хочется укрыться, спрятаться, расствориться в ней без остатка.
Будто не было ни лета, ни осени, будто эта ночь, фонари и бесконечно длинные тени деревьев с начала времён застыли в неподвижности. И только медленно и неуклонно падающий снег — единственное движение в этом безвременьи.
Веь день хотелось прервать эту застывшую картинку чем-то, напоминающим начало чего-то крайне онеобходимого, душа тихонько повизгивала, или это страдала чья-то шавка за окном. Достстала палитру и кисти, пододвинула поближе этюдник, продолжила свой начатый ещё месяц назад натюрморт. Краски были аккуратно выложены кругом на стеклянной тарелке, в центре змеился червячок белил.
"Начну с рябины", — подумалось вдруг, хотя предполагалось сделать подмалёвок, поискать цвет фона. Зачем-то коснулась кисточкой изумрудного пятнышка, передумала и прикоснулась к хрому, затем к белилам.
Снежно. Ветренно. Хочется укрыться, спрятаться, расствориться в ней без остатка.
Будто не было ни лета, ни осени, будто эта ночь, фонари и бесконечно длинные тени деревьев с начала времён застыли в неподвижности. И только медленно и неуклонно падающий снег — единственное движение в этом безвременьи.
Веь день хотелось прервать эту застывшую картинку чем-то, напоминающим начало чего-то крайне онеобходимого, душа тихонько повизгивала, или это страдала чья-то шавка за окном. Достстала палитру и кисти, пододвинула поближе этюдник, продолжила свой начатый ещё месяц назад натюрморт. Краски были аккуратно выложены кругом на стеклянной тарелке, в центре змеился червячок белил.
"Начну с рябины", — подумалось вдруг, хотя предполагалось сделать подмалёвок, поискать цвет фона. Зачем-то коснулась кисточкой изумрудного пятнышка, передумала и прикоснулась к хрому, затем к белилам.